Предисловие от автора, то есть от меня.

Уважаемые читатели! Если вдруг каким-либо абсолютно неестественным и противным точной и неточной науке образом вы узнаете в героях данного рассказа себя, своих знакомых, или меня, знайте – это всё брехня. Поэтому не льстите ни себе, ни своим знакомым, ни тем более мне. Никогда. Это главная мораль этого рассказа. Дальше можно не читать. Спасибо за внимание и потерянное время.

Прологъ (Для тех, кто, как и положено человечным человекам, очень любопытный и не поддаётся бессмысленным уговорам)

Коагулянт очень любил гулять рядом с Глубоким Синим Морем, чёрт бы его подрал. Ему часто говорили дорогие его односельчане и братья по крестьянской общине: «Не гуляй рядом с Глубоким Синим Морем, чёрт бы его подрал!» Но Коагулянт всё равно гулял. Однажды из Глубокого Синего Моря, чёрт бы его подрал, вынырнула Рыба-Хренова-Пилюля и молвила человеческим голосом: «Здравствуй, дорогой Коагулянт! Я, волею царя морского Аквалангуса Аквариума Третьего, являюсь с сего момента твоей пожизненной женой со всеми вытекающими и подлежу незамедлительному взятию в жёны в течение трёх дней с момента получения данного извещения». На что ошеломлённый сей неслыханной наглостью Коагулянт серьёзно задумался и ушёл в себя. «Гадкая рыбина! – думал, находясь в себе, новоиспечённый жених, - Тут и так-то хреново живётся, а ещё и жениться! Но царский указ уважать надо, а то нехорошо получится…» И, выйдя из себя, крикнул: «Ну, хорошо. Я согласен. Но, только чур через три дня, не раньше!»

«Тогда, будь по-твоему!» - заявила Рыба-Хренова-Пилюля и больше ничего не сказала, только хвостиком махнула и сгинула в Глубоком Синем Море, чёрт бы его подрал.

Ч а с т ь первая: Скрытое братство.

Глава первый

Долго прощался Коагулянт со своим гаремом.

-Прощай, Гурия Абрикосовна! За долгую и самоотверженную службу на благо идеалов бабизма-мужикизма награждаю тебя орденом Дружбы Обедов имени Патрика Кроликова-Лумумбы. Прощай и ты, Спектрогелиограмма Софитовна. Свети своему новому сеньору настолько самоотверженно, насколько это позволяет отпущенный тебе по плану ГОЭЛРО лимит киловатточасов.

По щеке Коагулянта потекла скупая мужская слеза., но быстро затекла обратно, ибо была очень-очень скупая.

Долго Коагулянт гостей на свадьбу звал. Думал всё, звать ли Пионефроза, злого колдуна, с которым вместе в школе, в университете учился, но не закончил? Не позвал. Мол, и без него справлюсь. Звать ли Степана-алкоголика, с которым в домино играли, да порнографию глядели? Не позвал. Мол, самому поболе достанет. А всего гостей насобирал человек двести. Ну, считай, всю деревню. Маленькая деревня-то была. Ну да. От столба до столба что? Да. Провода натянуты были там от столба-то до другого соответственно. А по-над дорогой транспаранты надеты.

Голосуй или не голосуй – нам всё равно!

Не спите на поле в период сбора урожая!

Сдавайте деньги на нужды Селькомтелепрофрадиошишоффондсоюза!

Помыл лицо – помой рожу!

Водка «Чесноков». Почувствуй себя полезным!

И вот под этими транспарантами стекались к избе Коагулянта различные люди-человеки: купцы и стрельцы, бомжи и тельцы, злобны девки да добры молодцы, поэты да певцы, да кастраты – живые мертвецы. В первых рядах шли, неся в руках портреты жениха да невесты, Пётр Иванович и Иван Петрович, зеркальные братья-близнецы. Они были похожи на обычных близнецов, да только всё-то у них было взаимно наоборот. Пётр Иванович был правшой, в то время как Иван Петрович им не был. А когда, к примеру, один покушает, то другой пренепременно почувствует голод. Вот и всё! Ах, да. И ещё. Пётр Иванович русский был, а Иван Петрович – ну негр натуральный, хоть и отговаривался, мол, что не мылся просто давно. Да и рожи-то у них разные были. Злые языки поговаривали даже, что Пётр Иванович и Иван Петрович и не братья вовсе, ну да кто ж в эдакую чушь-то поверит?

Эти самые Злые Языки были представителями местной фауны, порождёнными в результате неудачных опытов Пионефроза. Выглядели они как маленькие такие красные человечки с кистями о трёх пальцах и были настолько малы, что могли помещаться на плече у людей нормальных, правда, почему-то предпочитая левое плечо правому. Пионефроз как всегда неудачу свою объявил величайшим достижением современной научно-технической мысли и наладил продажу Злых Языков жителям деревушки. Сначала брали их охотно, надеясь на то, что маленькие чертята будут веселить детишек и заменят уже осточертевших домашних тигрят и речных свинок. Потом же, однако, выяснилось, что красные изверги могут только злословить да сплетничать – вот и назвали их Злыми Языками, а покупать перестали. Чтобы продать последнего Языка, Пионефрозу даже пришлось научить того незамысловатой песенке. Долго мучился колдун, плеть и кнут применял, и даже бихевиоризмом не гнушался и научил-таки последнего своего Языка петь. За звонкий басовитый голосок, от которого порой содрогались стены во всей деревушке, этого последнего назвали заморским именем Граммофон. Но закрепилось за ним абсолютно другое имя – Ленский, так как купила его Ленка, что живёт в берёзовой роще возле деревни. Ленский быстро Ленке надоел, и она подарила его деревне. Было у Граммофона такое свойство – песню свою на ночь петь, ровно в двадцать два часа. И решил староста соорудить домик специальный посреди деревни да поселить Ленского туда. И теперь Злой Язык каждый вечер сообщал точное время двадцать два часа своей оптимистической песенкой:

О что же, что же будет завтра?

Готовит день грядущий мне чего?

Вокруг темно, свой рок не вижу

И не увидеть мне его.

О, суждено ли мне упасть,

Когда мою презренну пасть

Стрела пронзит остервенело?

Иль мимо пролетит она,

Подобно трупику орла,

Какого сбил охотник смелый?

Вот и на нынешней демонстрации сидели Злые Языки на плечах у своих хозяев и злоязычили, но внимания на них по привычке никто не обращал. А зря… Муа-ха-ха-ха!

Торжественное шествие подошло к концу улицы Логического Завершения, ведь именно там и находился дом Коагулянта. На невзрачного вида трибуночке стоял тщедушный человечек, одетый в поношенный военный китель с погонами генералиссимуса. Человечек был всем хорошо известен благодаря тому, что был деревенским старостой. Человечка звали Эй Староста, на что тот очень обижался. Я, говорит, широко, можно сказать, известный в узких кругах потребительского общества, славящегося своей внушённой посредством манипуляции массовым сознанием тягой к западному типу политического устройства, характеризующегося пониженным чувством собственного достоинства человек, видный деятель науки, в том числе компаративистской, и искусства, в том числе литературного, категорически против того, чтобы называть какого бы то ни было человека по должности, так как такое отношение к личности напрямую способно перечеркнуть все достижения наших волхвов-апологетиков бабизма-мужикизма в области межперсональных отношений в традиционном обществе евразийского типа, или типа того, в связи с чем прошу называть меня по имени, которое звучит, цитирую: «Эйшишов Дорогойевич Любимов».

А вообще староста хороший был, когда его не было. Но так всегда происходит в нашей жизни с вышестоящими организациями. А эта фраза на самом деле – самое длинное из всех его изречений и она вошла в антологию мировой политической мысли «Мы живём до нашей эры», чем все жители деревни очень гордятся.

Эйшишов произнёс речь, которую нет смысла приводить подробно, ибо занимала она аж двадцать минут. В своём выступлении староста сначала говорил о светлом будущем, которое ожидает деревню благодаря «чуткому руководству» аппарата управления. Затем он говорил о тёмном будущем остального мира, затем о серых буднях, красных днях календаря, зелёных насаждениях, синем безоблачном небе, роли жёлтого цвета в романах Достоадамовского, и, в конце концов, перешёл к тому, как несправедлива жизнь по отношению к некоторым членам нашего общества, имея ввиду, конечно, тех, кто явно и скрытно симпатизирует другим цветам радуги. После речи старосты все собравшиеся хором прослезились и пошли на прощальный вечер, который можно было бы назвать мальчишником, если бы на нём не было такого количества женского полу.

Три дня пьянок-гулянок протекли незаметно, хоть и с большим размахом. Коагулянт продал всё своё имущество, потому что жить ему всё равно придётся у жены. Меня там не было, мёд-пиво я не пил, у меня язва, усов у меня нету, поэтому ничего по ним не текло, а вот по зубам мне всё-таки съездили, во здравие царя-батюшки морского Аквалангуса Аквариума Третьего, когда встретился я возвращавшимся с гулянки ультранеотеокоммонархистам.

На третий день пошёл Коагулянт к Глубокому Синему Морю, чёрт бы его подрал. По заложенной ещё предками традиции закинул бедняга невод трижды, понавытаскивал всякого мусору, а вот Рыба-Хренова-Пилюля так и не появилась. «Непорядок», - подумал Коагулянт. Но тут вышел из Древнего Дремучего Леса волхв Макарыч и объяснил несчастному жениху, что произошло.

-А произошло вот что, глупый Коагулянт. Начались твои проблемы с одного события, которое нет смысла упоминать. С тех пор прошло три года и в каждом году свершилось по одному происшествию, которые ты должен сам упомнить. Таким вот незамысловатым образом и запуталась в клубок та нить, которую предстоит тебе распутать, дабы сшить из неё ткань твоей счастливой семейной жизни.

-А можно не распутывать? Верну гарем, заживу как раньше…

Тут Макарыч, или, как его ещё называли, Дядюшка Грозовой Хомячище захохотал гомерическим хохотом, да молвил нечеловеческим голосом: «Дурак ты! И шутки у тебя дурацкие. Немедля же иди в тридцать седьмое царство в семьдесят третье государство за тридевять… э-э-э итого это получается двадцать семь, по-моему, земель, отгадай все загадки, и раньше чем через три года не вертайся! Кыш, негодный! И чтоб духу твоего здесь не было!»

-Не клевещите, Дядя Макарыч! Я сегодня с утра помылся, нету тут моего духу.

А Дядюшка Грозовой Хомячище ничего не сказал. Только дубинкою махнул.

Коагулянт очнулся в трюме корабля. На нём были кандалы.

Глава Второй

И больше ничего не было. Ничего не было с тех пор, как неделю назад исчез будущий жених страхолюдины мрской (минуй нас чаша сия), надежда на братскую дружбу между наземным и подводным народами. Коагулянт отпраздновал конец своей счастливой холостяцкой жизни и исчез. Ни слуху, ни духу. Всю неделю. Ай-ай-ай!

Разве что как-то сама собой, благодаря инициативной группе граждан появилась некая организация. Спонсором её был Пионефроз. Его называли теперь уже не злой колдун, а волшебник, благодаря этому спонсорству. А произошло оно следующим образом. Пионефроз, наработавший начальный капитал на Злых Языках, вложил его в новейшие исследования. Он хотел создать биологическое оружие из подручных материалов, но получились органические удобрения. На них Пионефроз тоже заработал немало денег. Эти деньги он вложил в новое дело, затем ещё и ещё и так накопилась довольно внушительная сумма, на которую можно было бы купить огромный дворец. Но хитрый Пионефроз не хотел дворец. Он хотел власть. Вертлявый колдун знал, чем заканчивались все попытки взять власть в деревне силой. И очень он не хотел завершить свои дни столь незавидным образом, как те тысячи тысяч храбрых (или трусливых, раз на раз не приходилось) колдунов, ведьм, рабочих и крестьян. Вот и решил мерзопакостник Пионефроз действовать хитростью. Сделал он в своей тайной лаборатории трёх Бракованных Раммштайнов: Раммштайн отец, Раммштайн сын и Раммштайн тёща – и

образовал из них инициативную группу. Группа образовала организацию, которую назвали, в честь спонсора, пионефрской. Её членов стали называть пионефрами. Своей главной целью новоявленная организация провозгласила «безвозмездную, то есть даром, помощь всем старушкам деревни всех мастей». После сообщения об образовании этой организации все как-то забыли о пионефрах. А через неделю пришёл день, который кормит год, а вместе с ним – очень вежливый человек.

***

Очень вежливый человек.

Однажды в деревню зашёл некто Люлик Олег Игоревич. Зашёл он навестить свою престарелую родственницу, которая приходилась ему, по его же словам, сестрой родной.

Хотя ей было сто пять, а ему всего двадцать четыре, никто не обратил на явное противоречие никакого внимания, ибо Олег Игоревич пришёл в деревню, когда наступил тот день, который весь год кормит. Кого и, тем более, зачем кормит весь год день, никто из жителей деревни не знал. Просто завелась уж от предков такая традиция – в этот день работать в поле ударными темпами. Старожилы поговаривали даже, что если хорошо будут люди работать, то будет им от высших сил поощрение в виде медалей ветеранов труда и даже, возможно, они победят в таинственном Соцсоревновании, но вот в это-то уж никто не верил. Скорее, говорят, мортал комбат выиграем, чем соцсоревнование. Но вернёмся к Люлику. Его на редкость плохо сохранившаяся сестра Василиса Ильинишна Гульянова, в девичестве Лениванян как будто специально ждала своего брата и, сказав, что, мол, здравствуй, дорогой друг, пельмени в холодильнике, сковородка у соседки, благополучно отбросила коньки и сыграла в ящик, предварительно откинувшись, после чего преставилась и отдала Богу душу. И бедняге Люлику пришлось задержаться в деревне, дабы похоронить, предварительно предав патологоанатому, а затем земле тело бедной своей родственницы. Хотя о бедности её мы ещё поговорим. А может, и не поговорим… Ну, я ещё не знаю. Простите меня, человеки, людя неразумного. Ради того, чтобы проводить в последний путь свою безвременно почившую родственницу (а интересно, бывают ли временно почившие родственницы?), Люлику пришлось очень много общаться с деревенскими жителями. Вот тут-то и выяснилось, что Олег Игоревич Люлик является Очень Вежливым Человеком. И дали ему название, то есть погонялово по первым буквам аббревиатуры – Овечка. Вроде ничего, да? Ну в общем то да сё, да так и остался Овечка жить в деревне и так всем нравился своей вежливостью, что ужасно всем надоел, но полюбился. Ну а как полюбишься – так и поженишься, - это ещё древние ничегонефобы знали (это племя такое заморское, негры они были). Вот как Овечка делал предложение своей возлюбленной: взял клей, много-много цветной бумаги, ножницы и шампунь «Голова и плечи» и сделал ей такое предложение, от которого она не смогла отказаться. Тут, мнится мне, жизненно важно разъяснить некоторые тезариусные фразеологизмы из логосферы автора, встречавшиеся в вышеприведённом описании. Во-первых, предложение выглядело так. На белой бумаге была наклеена разноцветными буквами разного цвета надпись: « В ы х а д и п а ж а лу ста з А м и н я у ш з а м у ш , а н и т о п а м о р д е съ е з ж у ка м ба ин ам, б у т т е л ю б е зн ы ! С па с и б а . В а ш О л ех ». Теперь, я надеюсь, всем понятно, почему от этого предложения нельзя было отказаться. Овечка слов на ветер не бросал. Никогда. Ах, я совсем забыл! Овечка, конечно, был очень вежливым. Однако был он и крайне неграмотным, в смысле, у него правильнописание хромало, и очень грубым, иными словами, невоспитанным. Мужлан такой, понимаете, был Овечка. Вскоре возлюбленная Овечки вышла замуж. Ну, соответствено, за Овечку. В деревне её ласково стали называть Овцой, причём так ласково, что скоро позабыли, как её настоящее имя, а когда паспорта меняли – так и написали там, мол, Овца Дубинишна Региницкая., давнишнего году рождения.

Через неделю после свадьбы прибежал марафонским бегом почтальон из дальней деревни Почтальоновы Гнёзда. И говорит: «Ох, люди добрые! Долго я бежал, принёс вам весточку из дальних краёв». И, пообещав в скором времени умереть от усталости, умер от усталости в скором времени. Его, этого геройски и так бессмысленно погибшего почтальона, похоронили со всеми почестями в какой-то канаве около Завода Органических Удобрений имени Пионефроза и, с чувством до конца выполненного неизвестно перед кем долга, принялись читать весточку из дальних краёв. В неё, а точнее в ней было сказано, что пишет им, то есть дорогим его односельчанам и братьям по крестьянской общине, дорогой их односельчанин и брат по крестьянской общине Коагулянт. Когда с формальностями было покончено, односельчане начали читать собственно основное содержание весточки из дальних краёв…

ВЕСТОЧКА ИЗ ДАЛЬНИХ КРАЁВ

Случилось так, дорогие мои односельчане и братья по крестьянской общине (далее просто – дорогие мои), что оказался я за четырежды пять земель, в месте таинственном и загадочном, где вам, дорогие мои, не советую оказаться даже под страхом смертной казни на электрическом стуле через посажение на кол. Творятся здесь страшные вещи, но, конечно, не такие страшные, как Валерия Новодворская. Отправляют в это царство, дорогие мои, на пятнадцать дней и пятнадцать ночей проштрафившихся нарушителей общественного порядка. Здесь их купают в выделениях различных и обзывают словами нехорошими, в общем, унижают по страшному. Не приведи вас священный Уголовный Кодекс и преподобный Судия Дредд в это царство! Нет здесь ни чернил, ни воды, а потому весточку пришлось писать позаимствовав энное количество чуждых выделений. Помойте руки в водах священной реки нашей Походка, дабы очиститься от скверны, как только прочтёте, дорогие мои, это краткое текстовое сообщение. Здесь предстоит пройти мне первое испытание – найти Чудо-Гриндерсы, сапоги-давноходы, дабы долго ли, коротко ли, но лучше, конечно, коротко, выйти из этого царства и пройти оставшиеся шесть до тридевятого. А их, то бишь сапоги эти, придётся мне доставать у Королевы, которую зовут Королева Равно, а подданные кличут её ласково, Королева Фекалия. Как я буду это делать – ума не приложу. Но уж явно жениться на ней я не буду. Потому что всё-таки не зря, эх не зря подданные её кличут-то так ласково.

И на этом весточка обрывалась точкой и подписью.

Тут все жители деревни побежали к водам реки Походка и омыли там не только руки, но и самые что ни на есть ноги. «Гигиена!» - сказал староста, подняв вверх указательный палец правой руки, и загадочно улыбнулся… Жители же, возрадовавшись неожиданной весточке, в народе также называемой письмом, стали петь, танцевать, обниматься и любиться. А Родион Живагович Умрунов даже предложил печатать новую газету, «Ни Слуху, ни Голосу», и все с ним согласились, в результате чего стали ещё более петь, танцевать, обниматься и любиться.

ПРО РОДИОНА ЖИВАГОВИЧА УМРУНОВА

Родился дедушка Родион Живагович Умрунов в деревне Живой Уголок, которую населяли разнообразные люди и в которой он впоследствии и проживал. По вечерам выходил он во двор, на огород поглядеть да себя показать пробегающим мимо девчушкам. Посмотрит, покажет, и присядет на скамеечку. Газетку откроет и читать начинает, что в мире происходит.

В тот день газета вышла под заголовком «Моншишизм победил в Ювикарии», и говорилось в ней о революции в какой-то далёкой западной стране, в результате которой к власти пришла молодая политическая организация «Братья Моншишисты». ДедушкаУмрунов очень любил дальние страны, и особенно Ювикарию, о которой он стремился узнать буквально каждую мелочь. Заниматься узнаванием мелочей о далёкой стране Ювикарии было делом хоть и малоприбыльным, но удобным, ведь в каждом номере деревенской газеты «Жизнь и смерть в далёких странах» про неё хоть что-нибудь да писали. Родион Живагович представлял себе далёкую страну Ювикарию в очень цветастых цветах. Чудилось ему, будто что ни день в Ювикарии – всё праздник. И решился тогда дедушка Родион Живагович отправиться в путешествие в далёкую страну. И отправился. Через две недели на огороде его выросли сорняки. Тут стоит сказать, что деревня Живой уголок получила своё название из-за необычайного свойства – в давнишние времена наложили колдуны-волшебники на неё волшебство-чары, называемые заморским словом Радиация, и прокляли жителей деревни, и стали люди все разными и животные тож. Понавылуплялись тогда из яиц на свет божий всякие чучела, приехали добрые рыцари из ордена Юнатов, всех их записали в книжечку. Хотели забрать их в свои таинственные живые уголки, но оказалось, что чучела уезжать с родной деревни не хотят. Пришлось тогда перенести живые уголки ордена в деревню, в результате чего и получила она своё юмористическое название. О тех событиях, которые произошли после отъезда дедушки Умрунова, очень красочно рассказал потом по первому каналу некто Грустинский своим писклявым голосом: «…И тогда… зародились на полях старого пердуна… э-и-э… Страшные Червяки, и пожрали сад-огород. Со временем… ИМ НЕЧЕГО стало есть, и они, стройными рядами, по приказу своего не знающего пощады императора, которого после назовут Луизом, Грозой Посевов, вышли на тропу войны! Долго шли они до тропы войны, но дошли… И тогда… Император выстроил их в шеренгу, и они стояли в ожидании… приказа. Но приказа всё не было и не было – император ждал… Но через двенадцать минут приказ… был отдан…

И ОНИ ПОШЛИ В АТАКУ, И ВСЕХ УБИЛИ, УА-УА-УА-а-а-а!!!!!! Они крошили черепа, вынимали кишки и занимались прочими банальностями, пока не убили все-е-е-ех!!!! Му-у-у-уа-а-а-а!!!! Так… закончилась жизнь… в деревне Живой Уголок… Со временем её переименуют из Живого Уголка в обычный, мёртвый уголок, и смерть пойдёт там своим чередом…»

Дедушка Умрунов до Ювикарии так и не доехал, а доехал до той деревни, где жил некогда Коагулянт, да и стал писать там газету, да распространять её…

Глава Следующая.

Спустя месяц после появления газеты «Ни Слуху, Ни Голосу», которая освещала события, происходившие в деревне, осветила эта газета такое событие. «В последнее время на улицах нашего города (или деревни) стали находить всех старушек всех мастей. Все найденные старушки были, как одна, мертвее некуда, будто сговорились. Такое единодушие всех старушек чрезвычайно озаботило и без того озабоченных работников полиции, а нашим ментам – хоть бы хны. Кто стоит за зверскими умерщвлениями старушек, попытался выяснить наш лучший и единственный корреспондент Абдурахманн Ибн Хатт-Табберг, но не выяснил, так как натолкнулся на таинственных Skin - heat wave `ов, членов организации «Доброе тепло». Будем называть их для краткости великобритан-головыми, или лысоглавами, ибо на это есть причины. Расскажем о лысоглавах. Организация «Доброе тепло» состоит из бывших членов «пионефрской организации». Их лидером является таинственно-загадочный Раммштайн Тёща, вышедший из инициативной группы, которая ранее образовала пионефров. Наш любимый Пионефроз заявил, что не имеет к великобритан-головым никакого отношения, и знаете что? Я ему верю! Кстати, единственным и щедрейшим спонсором нашей наинезависимейшей газеты является добрый Пионефроз. Пионефры также заявляют, что, несмотря на то, что погибшие старушки обещали после смерти своей скорой отдать все свои сбережения и земли в безвременное, как и их кончина, пользование организации, ничего о смертях не знают, и знаете что? Знаете! Я им верю.

За сим прощаюсь с вами, дорогие читатели.

Р. Ж. Умрунов »